DrMozgoved писал(а):
В Союзе, во время войны - люди от всего сердца именно жертвовали.
Вы то хоть, не верьте в то, что пропаганда писала.
У меня знакомый на работе работал за границей в Ливии 30 лет назад. Получал 100 динаров. Платила ЛИВИЯ ему.
Из них 90 забирало государство, разумеется абсолютно добровольно.
Если бы добровольность исчезла, сразу бы вылетел на родину, а на его место - тут же нашёлся более сознательный доброволец.
Тем более, что во времена СССР и 10 динаров - это было много. Люди СКАПЛИВАЛИ за несколько месяцев плавания на экспедиционном корабле 20 долларов, на них в Сингапуре покупалось в те времена 20 автоматических зонтика, везлось домой. Поэтому профессор смотрел тогда на мой обычненький красный Викторинокс и завидовал, не мог себе такой позволить. 1 ножичек простенький = 10 долларов, = 10 зонтиков = 300 - 500 руб. Очччень хорошая месячная зарплата или две. Ну как сейчас примерно 2000 долларов. В РФ. Как минимум.
Про добровольность:
"Подписка
...Подписка на заем проходила скандально. С мастерами разговор был короткий. С работягами - монтерами, особенно с женщинами - тут началось. Ни в какую. Плакали, ругались, выливали на нас все свои обиды - муж с фронта не вернулся, мать больна, дети больны, долги... Не врали. Потому что только от безнадеги можно было пойти на такую работу - в любую погоду долбать ломами, кирками чертов асфальт, таскать тяжеленные муфты, костер разводить, чтобы греть кабельную массу, мать ее перемать. Вся черная работа доставалась бабам, мастера командовали, монтеры были наперечет. Пробовал я тянуть эту тележку, загруженную инструментами и прочим грузом, километр, а то и два, - рикша.
Вызывали их по одной в наш кабинет. Кроме нас с главным инженером Комовым, еще уговаривал парторг Поляков. Заходили в ватниках, косынках, резиновых сапогах. Грязные потеки слез полосовали их лица, плакали заранее, еще в монтерской. «Чтобы подписаться на месячный заработок? С наших доходов? Ни стыда, ни совести у вас, начальнички, ваши жены, небось, копейки не считают!»
Комова они не материли, он с ними всю блокаду пахал. Все доставалось мне, я еще сдуру специально нацепил ордена и медали по случаю этого адского дела.
- Ты вернулся - вот и подписывайся! Ишь разукрасился! - Ольга Лебедева не могла сдержаться, она разъярилась больше всех, орала: - Я уже все отдала - и отца, и мужа для Родины, так что не вам меня агитировать, у меня четверо иждивенцев, четверо! Ты, что ль, будешь их кормить? Чтоб я на ваш сраный заем подписалась? Пропади он пропадом! На нее не действовали ни посулы, ни обещания премий, она подступала ко мне вплотную:
- Подписка - дело добровольное, так? Что ж вы наседаете? А тебе лишь бы выслужиться. Не то что на месячную, на недельную не подпишусь!
Она вошла в штопор, как выразился Поляков.
- Не устраивает - увольняйте! Мне терять нечего, имела я вас всех!
Крашенные стрептоцидом огненные волосы ее растрепались, прилипли ко лбу, она вскакивала перед нами, руки в боки, голову закинула.
- А ведь хороша! - вдруг вырвалось у Полякова.
И это естественное, мужское окончательно разъярило ее, похлопала себя между ног:
- Вот этим зарабатывать буду, вы меня, партейцы, толкаете.
- Да ладно тебе, - сказал я, - не хочешь, и не надо, не подписывайся.
Когда она вышла, Поляков сказал:
- Так нельзя, так мы всю подписку сорвем, она сейчас всех баб взбаламутит.
Он был прав. Мы оказались на последнем месте не то что по кабельной сети, а по всему «Ленэнерго», да и по району тоже - так нам объяснили в райкоме. Туда нас вызвали аж к первому секретарю. Мы испортили им показатели, проявили «гнилой либерализм».
- На этом мы проверяем каждого руководителя, коммунистов, - секретарь говорил безразлично-холодно, давая понять, что дело этим не кончится. - Вы нам сорвали важнейшую кампанию. Что это за работа?
Я сказал, что самое важное для нас - безаварийная работа. Поляков предупреждал меня, чтобы помалкивал и не спорил, пусть поставят на вид, даже закатят выговор. Выговор, сказал он, не туберкулез, райкому тоже надо отговориться перед городом. Он был прав, но я не вытерпел высокомерного тона, каким отчитывал нас секретарь.
- Вы знаете, сколько у нас солдатских вдов? - сказал я.
- Вот это твой вопрос, голубчик. Надо уметь людям внушать, на то тебя и поставили.
- Меня поставили не для этого, - сказал я.
Секретарь встал. Был он рослый, плечистый, на голову выше нас, глаза его светло-алюминиевые смотрели запоминающе.
- А идеологический промах - это, по-твоему, пустяк?
Он говорил и говорил, повторяя то, что было уже наговорено.
- А вы приезжайте к нам, научите, как внушить им.
- Хочешь, значит, подставить партийные органы? И ты, Поляков, на поводу идешь? Ясно.
Заключил он непререкаемо:
- Чтобы цифра была выполнена. Хоть за ваш счет, как угодно.
За Лебедеву я подписался. Все равно недоставало до контрольной цифры. Пришлось и Комову выложиться, и Полякову.
А Лебедева ни спасибо не сказала, не смягчилась, смотрела с насмешкой, говорила:
- Ну и что, что фронтовик? Может, он и там бойцов своих не жалел, как нас не жалеет.
И на следующий год происходило то же самое, беспощадная принудиловка.
Кроме займа требовали еще соревноваться с другим районом, требовали выходить на демонстрации, вступать в какие-то общества, ходить на субботники.
В райком меня этот первый секретарь все-таки еще раз вызвал. Как бы в порядке примирения обратился с просьбой дать мощность комиссионному магазину. Я пояснил, что на этом участке свободной мощности нет. Что-то он мне доказывал, а я смотрел на камин в его кабинете. Роскошный камин с мраморными богинями, украшенный искусно кованой решеткой, весь кабинет с блеском темно-синего штофа на стенах, с орнаментом, подобранным к лепнине потолка, - все убранство этого роскошного помещения никак не соответствовало грубо-командному тону секретаря. Я думал о том, как странно, что люди в этом княжеском особняке не чувствуют, что вести себя здесь следовало бы по-другому, и еще о том, что победа не принесла нам снисхождения." (с)
Примерно так.
"Мой лейтенант" - Даниил Александрович Гранин
____________________
У нас дома были облигации. Примерно на 100 000 рублей. Это примерно 5 автомобилей "Победа", новых, в магазине.
Отец умер, не дождался, бабушка и дед тоже. Мы потом получили. Через 30 лет. Можно было одни Жигули купить с переплатой.
Саму книгу вообще рекомендую.