ну что притихли?
вот вам побасенка еще, почитать перед выходными
Молочная каша, недозрелая голубика, четыре соленых хариуса на троих: Чаю - хоть залейся и сухари пока остались: Вроде брюхо набил, но через полчаса есть опять захочется, грустно без мяса, ага. Утро звонкое, солнце, ветер северный, умеренный, до сильного, мешки увязали еще с вечера. Ручкаемся с Грихой (он остается караулить табор), поправляем то, что трет, подвязываем, что бренчит и болтается, сели на дорожку и в путь! Мешки килограмм по двадцать пять, у меня лодка, личный шмурдяк, ружье, у Лёньки - палатка, харчи и удочки. Восемь километров по зимнику строго на юг, через старую гарь пробежали почти незаметно, скучно среди частокола сухих торчков, знай себе топай, да и зимник хороший, сухой. Порхалища глухариные, медвежьи следы, шиповника заросли с пока еще зелеными ягодами - будет, чем заняться ближе к осени.
Вышли на поворот, марь в окуляр обозрели, посидели на катерпиллеровской покрышке диаметром с избу, переобулись. Ветер в ернике свистит, 'мильон километров' и никого: Это зимой тут движение, зимник на Кубаку, я сейчас по Джапкачану даже лоси не ходят: Ладно, хоть комаров сдувает.
Двигаем дальше, главное в ходьбе - поймать ритм, второе дыхание, ну, и напарник, чтоб не хромоногий. Мне с напарником повезло - Лёнька здоровый как лось, кроссы лыжные бегает, от такого не отстать даже лестно, хоть и старше он меня лет на десять: Два часа, спина под рюкзаком взмокла, до сопок дошли, горная страна началась. Зимник весь раздолбанный, наносы гравийные после половодья, отвалы бульдозерные, лужи по пояс , все, надо чая попить. На тополевом выворотне таборимся, костер в одну минуту, вода из Джапкачана и пара горстей голубики в котелок для запаху. Ноги гудят, портянки на рожнах у костра паром исходят, эх, счас бы супчику горяченького, да с потрошками!.. А вместо этого - по паре сухарей и сахар в заходе по норме. Ну как тут жить! Идти уже не так весело, ноги выворачиваются, стараешься смотреть 'за горизонт', от этого походка становится очень характерной, как бы в 'полуприседе', спина напряжена, по этой походке меня на подмосковных охотах напарники узнают за пару километров.
Солнышко уже к сопке клонится, красота вокруг неописуемая, поймы горных рек - наглядные пособия для ландшафтных дизайнеров. Лёнька прыти поубавил, где мы там? Привязали снимок к местности, если верить масштабной сетке - километров двадцать от табора ушли. Вот петля красивая рядом с лысой сопкой, над сопкой облако низко белое-белое, плотное, как снеговое, в форме веретена и, аж светится: 'Похороните меня здесь!' Сворачиваем к реке, продираясь через ивняк и заросли шиповника, перебрели вброд рукав и вот, то самое место! И дрова, и коса, и листвянка каким-то чудом на гальке зацепилась. Скидываем 'горбы', жадно пьем, Джапкачан здесь мелкий и быстрый, вода чище, чем внизу. Распаковав мешки, ставим палатку, костер уже горит, чай, чай - и копытить.
Лёнька по дороге насобирал слепней в коробочку, у меня - 'оройчанка' и мушки, расходимся в разные стороны, чтоб друг другу не мешать. Пробросав слив переката, перехожу на рукав со стоячей водой. Прозрачная светло-зеленая глубина ямы, топляки, зеленые нитки водорослей, и мелочь подбирает комаров. Тихо чмокнула под завалом 'оройчанка', веду к себе снасть короткими рывками, фиолетовый проблеск, рывок, и первый хариус, кувыркаясь, выползает на гальку. Некрупный, но в нашем положении - любому рад. Следующий уже грамм на триста. На возню и всплески подвалила стайка, один - явный 'черныш'. Стараюсь подкинуть ему под нос, хариус растопыривает плавники, раздувает жабры и резко бьет подвязанную над 'оройчанкой' мушку! Конечно, после нескольких минут борьбы, стайка разбежалась. Ладно, поищу других, а сюда зайду еще на обратном пути. Спускаясь все ниже, зорко оглядываю окрестности, дабы не прозевать за рыбалкой лося или оленя - косы все искрещены следами, медведей тоже видать немало здесь: Через пару часов сходимся на таборе, Лёнька надергал раза в два поболе моего, уха тройная, таежная! Кипит ключом закопченный котелок, кружатся перчинки, лаврушка, горстку соли туда и рыбу в несколько закладов, даем покипеть минуту-другую и вынимаем. В результате эволюций получается крепкий зеленоватый рассол, пахнущий огурцом и килограмма два разварной рыбы. Вкус неописуемый, понятно, что голод и усталость, через пару дней такой диеты уже и смотреть на этих хариусов невмочь, но чесслово, ничего вкуснее нет такой вот ухи на берегу Джапкачана:
Пьем чай отдуваясь от комаров, Лёнька уползает в палатку слушать 'драхенвальд', я же собираюсь промышлять. А что, назвался охотником, будь добр, обеспечь: Солнце прячется за сопку, холодает стремительно, все-таки мы в горах: Вверх по зимнику тополёвые рощи красивые, почти без подлеска, через пару недель здесь можно будет порядочно набрать красноголовиков, если занесет нелегкая: Бочки от лубрикантов, катерпиллеровские покрышки - похоже, канадцы не сильно морочатся насчет экологии: Слева от зимника обширная пойменная поляна, почти алас, в таких местах в Якутии пасут скотину: Хоп, а вот и скотина! Здоровенный медведь, кило на двести, пасется как коровка. Ветра нет, гул комариный, да кулик криком исходит-надрывается. Слышно даже как на медвежьих зубах вжумкают травинки. И что тут делать?! Метров сто пятьдесят до него, движется медленно, но ход обрезать в такой тишине нет никакой возможности - подшумишь: Пока я маялся, да разглядывал его в окуляр, медведь сделал то единственное, что могло сделать большое и умное животное - ушел по-тихому. Уфф! С адреналинового отходняка аж зябки бьют! Или похолодало так?.. Двигаюсь дальше, вдруг, в густеющих сумерках шум, грохот в низких ерниках и матерый петух выламывается вверх из частокола 'маленьких палок'! Я на своем адреналиновом отходняке, чуть не обосрался! Выщелкиваю патроны, шарю по карманам, но дроби нет, только пули, я ж за мясом пошел! Идиот! Один с 'единицей' всеж нашел в нагрудном кармане, лязг затвора, БАНГ! по сидячему и перья как из подушки! Глухарь сваливает куда-то вниз по гиперболе, спешу искать, но нет нигде: Что ж за день такой сегодня! Топаю на табор, Лёнька если еще не спит, обязательно спросит, где ж сохатый?.. А вот он, из кустов торчит бошка, с рогами или без - в сумерках не разобрать. Да пофиг, это ж ПЕРВЫЙ лось в этом сезоне! Поднимаю браунинг и ни черта не вижу в этих сумерках! Даже по стволу не прицелиться, какая там мушка! Да и далековато: После второй прикладки лось хрюкнул и высоко подкидывая белые локотки убежал в урман. Ну и ладно, главное здесь они, не зря пёрлись, а завтра-послезавтра, глядишь, встретимся.
Лёнькин храп слышен метров за пятьдесят, аж палатка трясется, костер, конечно, давно потух, хлебнув холодного чая, заползаю вовнутрь, браунинг под бок, сапоги на улицу, сам момент засыпания неуловим, где-то между сниманием штанов и натягиванием спальника: Комары:
Солнце за стеной палатки, душно, комары висят кровавыми каплями на скатах, всё болит, но прямо под почкой здоровенный острый камень и мочевой пузырь жмет: Вылезаю! Ворон спархивает с листвянки - видать с рассвета караулил объедки, да так и не решился. Чай, молочная каша, недозрелая голубика, снова чай с сухарями. После вчерашних хождений усилием воли заставляешь себя двигаться, но надо: Загасив костер, выходим. Энкимчан, левый приток, неширокий и быстрый, Лёнька на всякий случай берет удочку, авось: Оленья тропка под сопкой, по сухому идет одним следом, на мокрых местах разбредается, как будто каждый олень, считая себя самым умным, торит свой путь. На одиноко торчащей на мари лиственнице, сидит огромный филин, лупает подслеповато глазами и, подпустив нас метров на двадцать, плавно слетает. Телевик у Лёньки прикручен, может кадр получится. Пусто, тихо, комары и слепни. Лезем в гору, стланик пылит, на игольчатой веточке качается ярко-красный клёст. Перед самой вершиной стволы толщиной в руку, не обойти, уклон градусов пятьдесят, барахтаемся на пружинистых подушках все в пыли и комарах. Перед самым гольцом - расщелина с ледяной водой, сам голец из белого слоистого камня. Тут можно и чаю попить:
Бог не дал человеку крыльев, но дал сильнейшее желание летать. Наверно потому люди так стремятся в горы, поближе к небу. Сидишь на гольце, под тобой белый камень, над тобой яркое солнце и облака проплывают совсем рядом, а вокруг горная страна, сопки с голыми макушками ровными рядами уходят на восток, ущелья с чахлыми листвянками, кедровый стланик и до снежника всего километр: Вдруг над нами закружили три черно-белых птицы на острых крыльях с острыми иглами хвостов. Поморники, откуда они здесь? Так же неожиданно растаяли, подхваченные ветром. Мир и покой, и только ветер свистит в стланиковой хвое. Посидели мы на макушке, отконтурили все вокруг, насколько глаз хватило, мари на предмет лосей через окуляр протаксировали и покатились вниз колобками, благо не камни мы и ноги у нас есть. До белых останцев на соседней вершине не пошли, задора не хватило, уж больно стланик густой на седловине рос:
Тешем буссольный ход, комары со слепнями просто неистовствуют, от запаха раскаленного солнцем багульника трещит голова: Лёнька напоролся глазом на сухую ветку, глаз вроде видит, прилаживает себе пиратскую повязку: 'Зови меня просто Базилио:' Спускаемся к Энкимчану, Лёнька кипятит чай, пока я вырубаю квартальный столб: В адских ибинях, четко привязанный к карте, он светится в сумраке леса неким фаллическим символом бесполезности человеческих попыток покорения природы: Выход на табор напоминает шествие инвалидов. Подкрепившись солеными хариусами, ухожу вниз по Джапкачану в надежде встретить вчерашнего лося. Одноглазый сидит у костра, задумчиво ворошит угли палочкой.
Вниз по течению, ветер в лицо, река шумит и время самое подходящее. Пару раз перехожу перекаты, стараюсь 'думать как лось', но что-то пусто, к вчерашним следам новых не прибавилось. Над лысой сопкой - яркое гало, 'ложное солнце', это верный знак на охотничью удачу, сколько раз замечал:
Хоп! Черным пятном, метрах в трехстах на косе шарабанится медведь! Крупный ли - не понять, далеко, окуляр мой в сумерках лишь увеличивает темное пятно, не дает разглядеть подробности, да и с чем его сравнивать, медведя этого: Обшаривает завал, потом начинает движение в мою сторону. Так: Обширная водомоина на взгорочке, с бруствером из отполированных половодьем баланов - чем не окоп! Выглядываю осторожно, в засаде я: Шлепает косолапыми лапами, обнюхивает все, приблизился уже метров на стопятьдесят-двести. Видно теперь, что небольшой, но это даже лучше: Проварим как следует и хренбысним, с трихинеллезом: Проверяю ружье, предохранитель, все, что может стукнуть и звякнуть, расстегиваю клапан на газырях с пулевыми патронами, нож зачем-то потрогал: Медведь, все-таки! Черт, как медленно движется он! Прикладываюсь пару раз - позиция супер, но как медленно! Выглядываю в очередной раз - и не вижу его! Епт! А нет, вот он, вышел из-за завала и копает что-то: Снова скрылся: Между моей засадой и соседним завалом метров семьдесят, тут и встречу я его! Осторожно, тише тихого выхожу из-за бруствера, ноги на ширине плеч, я готов, счастье, приходи! Три, пять минут, десять: Блин, неужели ушел?! На цырлах продвигаюсь вперед, обхожу завал, ааа, идиотина! Ну что б не стоять на месте, нет, надо было в полный рост, на открытом месте медведя встречать! Видно по следам, как он услышал (почуял?) меня, резко крутнувшись на месте , сразу пошел наметом, прыжками: Велик страх у зверушки перед человеком: Да-а-а: Придется нам дальше баландайку с голубикой хлебать:
На подходе к табору, еще одного встетил, тоже некрупный, выскочил в жутком чапыжнике, сквозанул как пуля - я даже вскинуться не успел, только рыжий бок против солнца мелькнул, да треск по листвянкам толщиной с палец: Много их тут, этот похоже поживиться приходил, молодой-любопытный. Залезаю в палатку, напарник ворочается, что-то ворчит, о больных на голову таксаторах: Медведи за брезентовой стенкой меня уже давно не беспокоят, привык, другое дело - на охотничьей тропе, тут и адреналин и нетерпение!
Утром, хлебнув холодного чая, выхожу еще до восхода, на этот раз снова вверх, зайду по зимнику повыше, потом спущусь по косам, ветер снова тянет снизу, авось: Километра на четыре хватило меня, да и склон чистый с голубикой попался, пасусь, как тот медведь, продвигаясь вверх: Сел на валежину - красота вокруг неописуемая! Солнышко взошло, комариков сдувает, в животе бурчит от недозрелой голубики:
'Си-си-сиу-чже-чже-чже!' Синички ухе сбились в стаи штук по тридцать-пятьдесят и кочуют в поисках корма. Я сижу на склоне, чуть выше макушек лиственниц, лицом против солнца и смотрю, как такая стая перепархивает в кронах деревьев. Каждая птичка, перелетая с ветки на ветку, вспыхивает алым огнем в лучах восходящего солнца: Красиво, однако, осень скоро и идти никуда не хочется:
На таборе Лёнька варит уху.
- Однако, выходить отсюда надо, паря!
- Не рано ли?
- А куле тут делать?! Леса нет, лосей нет - одни медведи, хариус мелкий:
Решаем оставить палатку, лодку и спальники здесь, выходить будем налегке по косам, может рыбу подловим или лось попадется: Дней несколько отдохнем, а после опять сюда, уж больно места веселые и перспективные. Залабазили барахло, подняв повыше, на перекинутой через тополевый сук веревке, повалялись у костра, обпились чаем, да и в путь!
Идти по косам с рыбалкой - это вам не по зимнику топать! Веселей не в пример, но и время летит незаметно, глядь, уж и солнышко за сопку зашло, а мы еще где-то посередине, между:
Остров под горой с огромными, в три обхвата, листвянками, старая вырубка, зимовье в котором уж лет десять никого не было, заросли жимолости, красной смородины. По-быстрому заложили пробную площадь и пасемся на ягодах как два медведя, несмотря на наступающие сумерки, наколотили и с собой котелочек: Ничего, выйдем на зимник - на открытом месте светлее, можно ночью топать, глаз не выколешь.
Перекаты здесь уже глубокие, перебрели на пределе, Лёнька, он ростом пониже, чепанул воды в болотники. Вылезли на марь, дотопали до зимника. Холодает так, что зуб на зуб не попадает, комары пропали. Чаю бы попить, пожрать-обсушиться, но голо посреди огромной мари, дров нет и вообще:. Переобуваемся в тапки, я натягиваю брезентовый плащ, Лёнька - свитер. Высохнем на ходу!
Здесь постоянно соревнуешься в скорости с солнцем и с самим собой. По зимнику чуть ли не бежим - благо, рюкзаки пустые. Надо успеть добежать до табора, пока не стемнело совсем, пока силы не оставили, пока ночной мороз не вытянул все тепло: А мороз и вправду нешуточный, не то, что комары, а задница на ходу подмерзает. Этак ягода вся померзнет-опадет до срока! Пал туман, такой, что вперед по зимнику видать метров на двадцать. а над головой - ясное золотисто-зеленое небо и первые звезды. Поворот на гарь прошли, а до табора добежали почти за час. Тихо, пусто, печка в балке не дымит. Шаримся у костра, гремим крышками. Чая нет, блядь, студент вообще мышей не ловит! В огромной кастрюле - варево, по консистенции напоминающее оконную замазку: Перловая каша? Ковыряю ложкой и выковыриваю целую тушку ондатры с головой, зубами, лапами, хвостом: Перед уходом я кинул ее на ледник, а этот кондей ее сварил к нашему приходу! Вылезает из балка с топором наготове. Ругаться нет сил, даже разговаривать: Похлебав чаю с сухарями, залезаем в балок, благо внутри еще не выстыло. Спальники на дереве в двадцати километрах, набиваем печку плотнее: Кайфффф!!!
Весь следующий день приходили в себя и отъедались. Студент насолил ведро хариусов: Блины, баня, снова блины, разведенный спирт, пожрешь и в балок - давить подушку.
На пару дней задождило, а впрочем, оно нам на руку, материалы обработать, сети поставить, опять же, порванное сухожилие опять дало себя знать: Растопили снова баню - не жизнь, курорт!
Распогодилось - и снова колматимся. Работать, работать, а то Знайка на контроль приедет - пропишет нам ижицу. Километрах в семи выше по Сугою, ручеек интересный, Някучан, там и лес и рыба быть должна: С утра пораньше загрузились в лодку всем составом, Вихарёк хоть и старый - в пять минут домчал, знай, смотри коряги! Лёнька с Грихой переплыли в остров тесать эталон, а я по Някучану вверх, благо вода невысокая, можно прямо по руслу шлепать. Удочку брать не стал, хариус, если он есть, всегда себя покажет вот тогда мы втроем на него навалимся: Опять же руки свободные.
Я поднялся уже километра на четыре, перехожу с косы на косу, косы широкие, ивняк выше человеческого роста, травка зелененькая, кое-где дикий лук: А выше, на террасе - ягель: Лес, конечно чахлый, пятый бонитет, листвянки густо-густо стоят, толщиной с палец, а срубишь такую - годичных слоев может быть и семьдесят и триста: Да: Был бы оленем - жил бы здесь! А вот и след не замытый, дождик только вчера закончился. Полтора месяца ночных прогулок по поймам и тундрам приводят к тому, что тебе уже не нужно перестраиваться, собираться, концентрировать внимание, просто идешь, ружье на сгибе локтя, видишь все вокруг себя, слышишь все, вот только сапоги болотные подводят, шуму от них: А впрочем, Някучан по камням гремит, мне на руку: И вышло так, что чуть не наступил я на него: Галечная коса шириной метров двадцать, справа - вода, слева - ивняк, ветер в лицо и левым глазом, на краю видимости, ловлю движение. Рогач поднимается метрах в десяти (так уже было не раз, главное быть терпеливым и не лениться и тогда десятки, а иногда и сотни пройденных впустую километров переродятся вот в такое мгновение - ты, олень и десять метров между вами), он тоже бывалый, не тупит, с места идет аллюром высоко вскидывая ноги и корона рогов неподвижна, по дуге вправо (ему бы влево, в ивняк, угонного сквозь кусты еще достал бы, вопрос) и скорость такая, что кажется сейчас перелетит через ручей, а там ягель и горы и на двести километров никого, никаких людей с ружьями: Сказать, что мозг мой работал, контролировал вскидку, рассчитывал упреждение - значит соврать. Я просто развернулся, как на утиной охоте, одновременно вкладывая браунинг, одновременно, плавно потянув спусковой крючок, и эти движения точно совпали с движениями рогача и привели к тому, что латунная болванка Рубейкина, бившая из моего ствола с цилиндром с разлетом пятнадцать сантиметров на сто метров, прошла сквозь основание оленьей шеи, оборвав его жизнь прямо в полете, над ручьем:
Рухнул в воду как осенний крякаш.
Дрожь, адреналин, волнение? Нет. Просто спокойствие и умиротворенность, просто горы вокруг, солнца нет, ветер, шум ручья и запах лиственницы. Я не бегу за тихо сплывающим вниз оленем - все равно на перекате встрянет, я просто стою и вспоминаю, как мы нажрались с Афганцем ранней весной, когда он отдавал мне Рубейкинские болванки, как я потом утяжелял их свинцом, заливая в центральное отверстие, как снаряжал патроны, как пристреливал на весенней охоте в нашем шушморе, как мы снова нажрались и мечтали, что он, женатик с тремя детьми, когда-нибудь поедет со мной на север: Это мгновение бессмысленно описывать, неважно что происходит, о чем ты думаешь, тебе все равно не хватит слов и таланта, но поймет тебя Афганец, потому, что сам такой, бродяга, распиздяй и убийца, хоть и семьей привязанный:
Выволакиваю оленя на косу, фотографируюсь с добычей (а как же, Афганцу карточку, у него их уже целый альбом), потрошить в одного смысла нет - нести не в чем и муха мясо обсидит. Бегом за спаршшиками! Выбегаю на отмель в устье Някучана, лодки нет. Значит еще ковыряются. Ладно, будем вызывать подмогу. Сажусь на балан, локти на коленях, тщательно выцеливаю выступ скалы над ямой напротив острова и всаживаю в камень три пули подряд с ровными интервалами. Грохоту на всю тайгу! Минут через двадцать за островом взрёвывает Вихрь и лодка с напарниками мчит ко мне.
- Живем, робяты!
- Убил, чтоль, сохатый?
- Нет, олень.
Берем рюкзак топор и скорым маршем я веду отряд. Шесть рук, один нож, топор не пригодился. Мой брезентовый рюкзак мейдинюэсэса набит под завязку, сверху приторочил рогатую бошку. Лёнька тащит хребтину, Грихе - по ляжке на каждое плечо. Ноги выворачиваются, лямки трещат, чтобы вновь надеть рюкзак после перекура, приходится снимать его на какое-нибудь возвышение, а одевать, подсаживаясь: Геморрой и радикулит - лучшие друзья таксатора. Ну ладно - своя ноша: Вышли на реку на подкашивающихся ногах.
А дальше было все просто и неинтересно, но чертовски приятно, так как оленина, на мой взгляд, вкуснее всякой дичи, опять же, комар уже на убыль пошел, олешка жирок какой-никакой нагулять успел:
